Вы так ругаете меня, — продолжил Саша, — как будто это мы всё затеяли, горстка пацанвы. И мы сейчас сдвинем земную ось, мы повергнем Россию в кровавый хаос, и всё обвалится. Я даже начинаю гордиться нами... А ведь мы — случайность, Алексей. Нас случайными сквозняками согнало
Захар Прилепин, «Санькя»

5 и 6 декабря в рамках Рождественского фестиваля в театре Красный факел прошли показы спектакля «Отморозки» постановка Кирилла Серебренникова по роману Захара Прилепина «Санькя».

Режиссёр заранее предупреждал о нецензурной лексике и о том, что неготовым к этому в зале делать нечего. Подобные предупреждения присутствовали и на дверях театра, но многие зрители их проигнорировали. Часть из них выразила свой протест уходом из зала, а часть отсидела спектакль от первого звонка до финальной песни.



Кирилл Серебренников и Захар Прилепин совместно переделывали текст романа в пьесу и совместно ничего от него не оставили: Прилепин в «Саньке» показывает нам взрослых лбов, которые пьют, сетуют на жизнь и не ведают, что творят, а Серебренников в «Отморозках» — детей без родины, без дома, без отцов, без способности рефлексировать, без любимых бабушкиных «каравайчиков — тонких, почти прозрачных, блинцов со сладким, хрустящим, тёмным изразцом», растущих среди металлических ограждений, лозунгов, насилия и слабых сильных мира сего.

Человек — это огромная, шумящая пустота, где сквозняки и безумные расстояния между каждым атомомо. Это и есть космос
то же

Легко и просто режиссёр избавляет героев от их истории: от деревни, от умирающего дедушки, от записок волнующейся матери, от «так много слёз в твоих глазах. Сморгни, мама, это невыносимо», и история превращается в рассказ о баловстве беззаботных пацанов, не способных не то что взять на себя ответственность, а даже сказать «не мы такие, жизнь такая».

До тех пор, пока все казалось бы преднамеренно утерянные темы одна за другой не начинают всплывать в виде кратких зарисовок и нарушать стройную режиссёрскую логику: в роковой момент Гриша (так зовут главного героя в «Отморозках») всё-таки вспоминает похороны отца (вместо неоднократного прилепинского «вот бы отец был жив»). В сцене с катанием по сцене гроба остаётся даже коллега отца Алексей Константинович Безлетов — единственный, кто вызвался ехать с ними в деревню по бездорожью и по бездорожью же тащил на себе гроб. Однако важность этого момента по ходу пьесы остаётся незамеченной. Темы предательства (или, если угодно, переоценки ценностей) не возникает и в истории с Яной (в спектакле — Катей) — ни про какого её парня (как минимум Сашиного знакомого, как максимум — брата) здесь нет ни слова.



Всё это вроде как должно помогать нам понять отношения между героями, степень их безрассудности, противоречивость и отношение к жизни, рассказать хоть немного об их мотивации, показать откуда растёт хвост, но оно оседает на уровне совершенно неясно откуда взявшихся прилепинских фраз вроде «смысл жизни в том, чтобы знать за что умираешь, а вы даже не знаете, зачем живёте» или про людей, которые никогда не предадут.

Совершённое Гришей ограбление тоже почти не имеет смысла: во-первых, грабит он не зажравшегося буржуя, который «извлёк из кармана портмоне, раскрыл одной рукой, вытянул из толстой пачки несколько купюр с нолями — и всё это время говорил по телефону. Собрал сдачу, прихватил огромный, позвякивающий пакет, и так с телефоном под ухом и вышел», а таксиста в зелёной олимпийке из далёких восьмидесятых. Во-вторых, купил ли он на эти деньги сапоги матери мы так и не узнаем, а в-третьих, отданная Позику доля «на куртку и берцы» снова не вписываются в стройную логику Серебренникова, а возвращают нас к тексту оригинала.



И таких примеров ещё энное количество: неготовность персонажей рефлексировать с одной стороны и по-своему осмысленные героями Прилепина поступки с другой, намерения Саши стрелять в избившего его полицая, а не осудившего его братьев рижского судью... Всё это не даёт поверить до конца ни в одну из историй, но при этом удачно гармонирует с бесконечными перевоплощениями персонажей на сцене из одного в другого, с перекрикивающимися в мегафон соседями Гриши по палате, с перекрещивающимися репликами пацанов, Безлетова и «водителя сто семьдесят шестого горномотострелкового полка», так удачно оказавшихся в одном месте.

Актёры, то ли потому, что привыкли к камерным залам, то ли от собственной молодости, так и не вжились до конца в роли идейных нацболов, как ни старались изучить различные стороны их жизни изнутри — мало в них бунта, только капризные дети проскальзывают в разных интонациях: восхищённых «почему от тебя пахнет лимонами?!», в якобы успокаивающих «мама, не плачь», в надрывных «а отец наш не отморозок был, так с тобой поступать?!», в кривляниях, в жонглировании, в играх в чиновника и революцию.



В постановке нет места развернуться драме, все отношения однобоки и недвижимы: главный герой не испытывает перед Безлетовым ни стыда, ни благодарности, ни уважения, он с самого начала и до самого конца относится к нему как к помощнику губернатора. Он не любит тайно Катю, у него нет сомнений по поводу Верочки (да и Верочке всё равно), ревности нет. Его статус никак не меняется ни в собственных глазах, ни в глазах его союзников, ни в глазах его девушек. Так же как не меняется чей-либо другой статус. Все мотивации, оправдания, характеры пропадают напрочь, остаётся краткий пересказ с вскользь упомянутыми отягчающими и женщина с красными губами, в особо трагических моментах исполняющая арию Вивальди «Фарначе».

источники фото: 1, 2 и 4, 3

После нового года мы перестанем смотреть в Константе кино про художников и начнём какую-нибудь более занимательную серию. А пока этот во всех отношениях счастливый момент ещё не настал, мы посмотрели фильм Мартина Поло «Серафину из Санлиса» про «наивную» художницу Серафину Луи.



У фильма полно французских Сезаров: за лучший фильм, сценарий, работу оператора, художника, костюмера, композитора, исполнительницу главной роли Иоланду Моро. Играть бельгийской актрисе пришлось не слишком приспособленную к миру, но очень талантливую художницу с тяжёлой, как у всех, судьбой.



В семь лет Серафина осиротела и за её воспитание взялась сестра. Родом она была из бедной семьи, потому ей приходилось много работать — сначала пастухом, потом служанкой. Ночами она смешивала различные вещи (в фильме это, например, кровь и воск), делала из них краски и рисовала на дощечках цветы. Вдохновившись церковными витражами, она говорила, что её ангел-хранитель говорит ей рисовать.



Открыл её миру, как и многих другие художников этого жанра, коллекционер Вильгельм Уде. На какое-то время он стал её покровителем и защитником, но именно разочаровшись в нём Серафина оказывается в сумасшедшем доме.Что так и как приключилось как раз и рассказывает фильм.



В основу фильма легла книга психоаналитика Франсуазы Клоарек: «Жизнь Серафины невозможно отделить от выдумки — она жила в мире грез, подчас очень жестоких, а не в мире привычной нам реальности. Серафина из Санлиса прославилась, но счастья эта слава ей не принесла — остаток жизни она провела в сумасшедшем доме. Чувствительность гениев к окружающему миру в какой-то мере обусловлена именно их хрупкостью... Это не значит, что все художники — безумцы, а все безумцы — художники. Но есть люди, структура психики которых такова, что они могут производить впечатление людей адекватных — и в то же время чувствительны настолько, что от безумия их отделяет очень тонкая грань»



Серафина Луи умерла в декабре 1942 года в одной из клиник от голода.