Степан Жихарев, 1807 год:
«Бал у Воеводских был пренарядный; между танцующими я видел много пригожих женщин и ловких кавалеров, но пригожее хозяйки и ловчее бывшего соученика моего в пансионе Ронки Петра Валуева никого не заметил. В числе гостей находилось много очень известных людей и, между прочим, граф П. В. Завадовский, общий опекун, как его называли, Ф. А. Голубцов; сенаторы: И. А. Алексеев, толстый и угрюмый; Н. А. Беклешов, брат бывшего московского градоначальника, небольшого роста старичок с круглым добродушным лицом и веселою физиономиею; граф Ильинский, которого мнение, данное в Сенате, так сделалось народным; А. А. Саблуков, оракул Воспитательного дома, и А. С. Макаров, член нового комитета для рассмотрения дел о нарушении общественного спокойствия. Эти матадоры играли в карты. Милая хозяйка приглашала меня танцевать и даже указывала мне дам, которых бы я ангажировать мог, но я решительно отказался, не желая срамить себя и несчастную даму, которая бы имела неосторожность взять меня в свои кавалеры. На отказ мой бесподобная Катерина Петровна шутя спросила меня: »Mais a quoi donc etes vous bon? Vous ne dansez pas et ne jouez pas«. — „A vous admirer, madame“*, — отвечал я и так вдруг сконфузился от пошлого своего комплимента семидесятых годов, что хоть бы провалиться сквозь землю. С отчаянья подсел я к А. И. Ададуровой и проболтал с нею до самого ужина. Она пеняла мне, что вовсе почти у них не бываю, да что же делать? Всюду поспеть невозможно, а если иногда и поспеешь, то зачем? От лишнего рассеяния черствеет и ржавеет душа»
* Так на что же вы годитесь? Вы не танцуете и не играете. — На то, чтобы любоваться вами, мадам


Мария Башкирцева, 1880 год:
«Вернувшись из мастерской, узнаю, что была m-me Ж, которая думала, что я не выхожу и которая сердита на то, что я не берегусь, подобно старикам. И потому обещанные на завтра билеты отданы m-me Ротшильд.
Я бы дала десять тысяч франков за постоянный билет. Не просить билетов, быть независимой!
О, бесплодные порывы, бесплодные и жалкие интриги, бесплодные споры с семьей, бесплодные вечера, проведенные в разговорах о том, чего бы мне хотелось, причем не делается ни единого шага, чтобы достигнуть цели! Бесплодные и жалкие усилия!»


Александр Блок, 1910 год:
«Яр». Третья годовщина.
Скрипки жаловались помимо воли пославшего их. — Три полукруглые окна («второй свет» «Яра») — с Большого проспекта — светлые, а из зала — мрачные — небо слепое.
Я вне себя уже. Пью коньяк после водки и белого вина. Не знаю, сколько рюмок коньяку. Тебе назло, трезвый (теперь я могу говорить с тобой с открытым лицом — узнаешь ли ты меня? Нет!!!)»